Главная
:: Воспоминания
:: Проекты и постройки
:: Статьи
:: Должности
:: Упоминания
:: Фотографии
:: Эскизы
:: Живопись и графика
Википедия
:: Родословная
:: М. Александровский «Указатель московских церквей» (1919)
Воспоминания не издавались, но сохранились в семье в виде переплетённой машинописи.
Приводятся здесь с минимальной корректурой, в большинстве мест сохранены авторская орфография и пунктуация.
Разделение на главы редакторское, в рукописи отсутствует.
Родился я 12 (24) марта 1891 года в городе Твери в Ямской слободе, в крестьянской семье Юганова Василия Арсеньевича, матери Анны Ивановны и бабушки Евдокии Ивановны. Отец Василий Арсеньевич работал в Ремесленной управе по портновскому делу, мать Анна Ивановна и бабушка Евдокия Ивановна занимались хозяйством и воспитанием двух детей.
Жили мы в собственном двухэтажном доме в пять окон по Ямской улице. Первый этаж был кирпичный, второй — деревянный. В каждом этаже были четыре жилые комнаты, передняя, кухня, две кладовых, санузел. На большом участке земли кроме жилого дома были одноэтажные — сарай для дров, два амбара с погребами, коровник, курятник, сеновал, колодезь, сад и огород.
В саду росла большая береза около улицы, шесть яблонь, вишня и кусты малины, смородины и цветник. В большом огороде выращивали овощи и был большой участок, где росла картошка.
В хозяйстве были еще корова с теленком, свинья, куры и собака. Хозяйство было большое, потому, после смерти отца в 1905 году, летом семья могла существовать только тем, что давало хозяйство, а также квартплата за одну квартиру.
Бабушка много времени отдавала хозяйству и мне с сестрой. Меня она выводила гулять на улицу, где я с ребятами играл в городки, шляки и иногда дрались; а бабушка за всем этим следила. В субботу и воскресенье меня она брала с собою в церковь. У бабушки было свое место, где она любила стоять, а мне было неудобно — я маленький был окружен взрослыми и ничего не мог видеть, поэтому я стал пробираться к алтарю, там мне было все видно и с удовольствием смотрел я на хор певчих, как регент машет рукой, как мальчики поют.
Это не мог не заметить регент — как мальчик каждую службу приходит и смотрит, как поют ребята. Однажды регент поманил меня пальцем. Я обрадовался и подошел к нему, он ввел меня в хор и дал ноты и попросил их держать перед дискантами.
Я был очень рад этому и аккуратно приходил в хор, каждую субботу, ко всенощной и в воскресенье к обедне. С радостью сообщил об этом родителям, и они не возражали.
Однажды перед праздником регент попросил меня прийти на спевку. Я пришел и выполнил его поручение, то есть держал ноты. Когда спевка кончилась, регент подозвал ко мне дисканта и попросил его спеть несколько раз «Господи помилуй» и «Подай, Господи». А затем попросил меня повторить несколько раз, что я и спел с радостью. После этого он сказал, что я могу теперь петь это вместе с хором. Я был счастлив, что стал певчим. Родители и бабушка были довольны.
А потом я выучил ноты и стал петь по нотам Херувимскую и другие песнопения. Голос у меня оказался хорошим, и я стал скоро уже солистом.
В городе было всего мужских и женских восемь средних школ.
Закончив четыре класса сельской школы с хорошими успехами, я попытался поступить в реальное училище, сыну крестьянина было трудно, но учительница ко мне относилась очень хорошо, так как в школе я был учеником отличником, и она обратилась к директору реального училища с просьбой принять меня, и я был принят.
В реальном училище я учился хорошо. Дирекция узнала, что я певчий и меня попросили на утренней ежедневной молитве перед занятиями в актовом зале училища не смогу ли я продирижировать перед учениками. Я согласился, у меня был камертон и я смог это сделать. И так в реальном училище я стал регентом не только на утренних молитвах, но и дирижером хора и струнного оркестра и выступал на ежегодных концертах, организуемых училищем в здании общественного собрания, где я даже пел романсы.
То, что я был певчим, это принесло мне большую пользу в моей дальнейшей жизни и я смог лучше понять и музыку, и искусства.
В 1905 году, когда я был в третьем классе реального училища, летом умер мой отец Василий Арсеньевич и условия жизни семьи материально очень ухудшились и мне пришлось, кроме реального училища, заняться уроками со школьниками и немного помогать матери. Моя сестра Оля заканчивала в Твери женское коммерческое училище. Я в 1910 году хорошо закончил реальное училище и решил поступить в высшее учебное заведение Петербурга, где жили наши родственники Дешевые. Но это было непросто.
Я как сын крестьянина должен был получить разрешение от Никулинского волостного правления, что оно не возражает против моего поступления в ВУЗ. Это разрешение я получил. Нужно было выбрать институт и подготовиться к приемным экзаменам, выехать в Петербург и подать заявление. Мама выдала мне 15 рублей и проводила меня на вокзал.
По приезде в Петербург я подал в три института — Технологический, Путейский и Институт гражданских инженеров. Во все три института я выдержал экзамены и был принят. Но решил я поступить в Институт гражданских инженеров, потому что я любил рисунок и живопись, хорошо рисовал и хотел быть архитектором.
Мой родственник Михаил Александрович Дешевой уговаривал меня поступить в Технологический институт, где он был профессором, но я решил: лучше я буду учиться в Институте гражданских инженеров. Всё это было прекрасно. Но студенты в то время никакой стипендии не имели, а должны были жить на свои средства. А у меня их было всего 15 рублей. Вот почему одновременно с учебой и пришлось искать работу. Помогли уроки школьникам, но первое время пришлось давать уроки, за которые платили немного.
Первый урок был школьнику через день и получал я в месяц 3 рубля и стакан чая со сдобной булочкой во время урока. А второй урок был тоже через день, но получал я уже 4 рубля в месяц. А вот в следующем году я снял комнату у пианистки учительницы музыки. Однажды она устроила в одном из залов Петербурга концерт своих учеников и пригласила меня прийти послушать. Я был на концерте, очень интересно выступали дети. Вернувшись домой, она спросила меня, как понравились мне выступления ребят, а потом обратилась ко мне — не соглашусь ли я давать уроки по рисованию двум мальчикам? Это ее просила узнать мамаша этих мальчиков, увидев меня на концерте в форме студента Института гражданских инженеров.
Эти уроки три раза в неделю и с оплатой один рубль за урок были для меня не только более интересны, но и материально они покрывали все мои расходы, и я мог отказаться от других уроков.
В эти же годы студентами тверяками было организовано Тверское землячество, которое ставило своей задачей помогать нуждающимся студентам подыскиванием им работы. Это были не только уроки школьникам, но и другие виды работы.
Так была организована группа, которая работала в театрах Петербурга — в оперном Мариинском, драматическом Александринском статистами в оперных, балетных и драматических постановках, где за разовые выступления оплачивали по 1 рублю.
Тогда в Мариинском оперном театре работали три группы статистов. Это была группа из армейцев для массовых сцен. Группа так называемая «Гореловцы» для несложных выступлений, которым выплачивалось по 30 коп. каждому и студенческая группа для более сложных и ответственных выступлений в операх и балетах и даже участвовала в танцах. Каждый оплачивался по 1 рублю за вечер.
Это была работа хотя и более продолжительная, но очень интересная. Быть за кулисами и оттуда видеть выступления артистов близко и слышать великих артистов — Шаляпина, Собинова, Смирнова, Кшесинскую, Павлову, Ваганову, Юрьева, Ходотова, Варламова, Савину и других известных артистов — это была непередаваемая радость и познание искусства оперы, балета, драмы и комедии. Это была замечательная школа искусства.
Работая в театрах статистом мне как-то артист Ходотов предложил даже вступить в подготовительную Александринского театра, но я подумал и все же не решился.
Выступления в театрах в большинстве случаев были вечерние и это не нарушало занятия в институте. И только изредка приходилось быть на репетициях днем.
А чтобы профессора не замечали, что мы не присутствуем на лекциях, каждый студент не сидел на одном и том же месте, а садился в разных местах и потому нелегко было зафиксировать отсутствие того или иного студента.
В летнее время после занятий в Институте в 1911 году я был на геодезической практике с группой студентов Института под Петербургом. А в 1912 году после занятий я приехал в Тверь и был принят на работу десятником в Тверскую губернскую Земскую Управу по реконструкции здания Управы и строительству больничного корпуса в деревне около Твери, куда я должен был выезжать два раза в неделю для наблюдения за работами и составления необходимых рабочих чертежей. В Земской Управе главная работа была — это устройство главной лестницы из мрамора. Я должен был сделать чертеж лестницы, заказать ступени, которые привозили из Москвы и предварительно вычертить марш на стене. И когда были привезены ступени, началась работа. Архитектор был в это время в поездке по уездным городам. Работа началась без него. Уложили косоуры из двутавровых балок и начали укладку ступеней.
Прихожу я утром на работу — меня встречает укладчик и говорит, — Алексей Васильевич, одной ступени для главного марша не хватает. Оказалось, что площадочную ступеньку я не посчитал. Как быть?
Я расстроился, но ничего сказать рабочему не мог. Я сегодня подумаю, а завтра утром приду и скажу, сказал я рабочему, тем более, что у рабочих работа была еще кроме лестницы.
Я очень переживал это и не знал, что делать, тем более, что ступеней лишних не было. На следующий день, придя на работу, меня встретил укладчик и спросил меня, что я придумал? Я сообщил, что ничего придумать я пока не мог. Ну тогда, пойдемте, сказал рабочий, и что-нибудь придумаем.
Подходим к лестнице, и я был удивлен, марш уже уложен.
Как же ты это сделал, — спрашиваю я рабочего. — Очень просто, — сказал он, — ступеньки хорошие, широкие. Я ширину ступеньки увеличил на один сантиметр, да еще немного отодвинул первую ступеньку марша. Ну, а высоту одной ступени я получил, сделав небольшой уклон ступенек, это даже лучше будет при уборке лестницы, стекать вода; таким образом я получил нужную высоту марша. Вот так иногда опытные строители исправляют ошибки молодых архитекторов.
Это в моей жизни был не единичный случай.
Практика последующих лет была более сложной. В мае 1913 года после занятий в Институте я приехал в Тверь и был принят на работу в Тверское губернское правление на должность помощника архитектора с окладом 80 р. в месяц, на строительство здания государственного банка в центре города на Миллионной улице, ныне проспекте Ленина.
Губернским архитектором мне было предложено за май месяц сделать рабочие чертежи и смету. Я сказал, что я вряд ли успею это сделать. А почему нет? — сказал губернский архитектор. Вы должны будете сделать всего пять листов чертежей: это — главный фасад, план первого этажа, план второго этажа, разрез по операционному залу, разрез по главной лестнице и смету около ста пунктов по книге Рошефора. Разве это вы не можете успеть? А потом вы должны ежедневно быть на постройке, наблюдать за строительством, фиксировать счета за выполненные работы, принимать строительные материалы и делать разбивку здания, на строительстве. Я согласился и приступил к работе и в течение трех недель все необходимые чертежи и сметы были сделаны, и я приступил к разбивке здания на территории. Строительные работы были начаты и я каждый день был на постройке, принимал строительные материалы и смотрел, как работают строительные рабочие. Отношения подрядчика и строительных рабочих к моим указаниям были точно выполняемы, даже когда требовал переделать.
На этой постройке я проработал летние месяцы в 1913, 1914 и 1915 годах. Зимой работы не производились. Автор проекта архитектор Скрутковский перешел на работу в другое учреждение и потому мне пришлось решать все вопросы по строительству.
Не могу забыть еще один случай, когда пришлось запомнить пример мастерства штукатура.
Я сделал на бумаге чертеж карниза операционного зала банка и принес его лепщику. А он посмотрел на чертеж и говорит: — а зачем это вы сделали? Вы сказали бы мне, что карниз будет такой-то высоты, такой-то в откосе, я бы сделал из досок щит, вы на нем бы нарисовали, я бы вырезал, сделали пробу, вы посмотрели, одобрили или внесли изменения, я обил бы железом, вырезал и использовал в деле. Вот опытные мастера учили молодых архитекторов. А артели рабочих были высококвалифицированными. Молодые в артели готовили только растворы и делали простую работу; среднего возраста занимались штукатуркой стен, а старшие члены артели занимались лепной работой и руководили работой артели.
В 1914 году началась первая великая война. Я был призван на военную службу. Я явился на призывной пункт, меня приняли и направили в 232 пехотный полк. Придя к адъютанту я заявил, что я студент и кажется не должен быть призван, на что он ответил, «что никто не может освободить от военной службы. Пишите заявление на высочайшее имя». Он дал мне лист бумаги я написал заявление, и так началась моя военная служба. Через некоторое время меня отправили в Московское Александровское юнкерское училище в школу прапорщиков. По окончании школы прапорщиков меня вновь вернули в 232 пехотный полк. В полку я был недолго, меня определили в маршевую роту и направили в Симбирск, а оттуда, после пополнения, с этой маршевой ротой я был направлен на Румынский фронт, где я и пробыл до конца войны. Сначала мы стояли в запасных частях, около деревни ______, а потом нас направили на передовую линию в окопы.
Боев больших не было и сидели дни и ночи в окопах, выйти на поверхность было нельзя: сейчас же был обстрел.
Однажды я был ранен легко, была разорвана ладонь левой руки у большого пальца. Вот так и сидели в окопах месяцами. Радостью было получение писем, а сам писал на случайных кусочках бумаги. За все время я смог на маленьких листочках писем нарисовать деревню, где мы жили, офицерскую палатку не на линии фронта и окопы, где рота стояла долгое время. Перестрелки велись каждодневно.
Однажды я получил вызов в штаб полка. Я вместе с другими офицерами выехал в штаб и был удивлен, что меня туда вызывают. Оказалось, есть приказ: меня как специалиста переводят в железнодорожные войска. Это ответ на мое заявление, поданное в 1915 году.
Шел уже 1918 год. В железнодорожных войсках я служил недолго, потому что война уже заканчивалась и я вернулся в Москву.
В 1918 году мне было уже 27 лет. Нужно было думать о работе. В Москве жила моя мать и сестра с мужем и дочерью. Я пошел на биржу труда, предъявил все документы об образовании и работах прошлых лет и меня направили в Областное управление водным транспортом Московского-Окского бассейна, на должность техника конторы 6-го плёса. Это было 30 сентября 1918 года. В Москве строительных работ не было. Но поработать пришлось недолго. 16 сентября 1919 года во время гражданской войны я снова был призван на военную службу в железнодорожные войска и был направлен под г. Пензу на работу по строительству зданий железнодорожных ремонтных мастерских. Выезжая, я сказал жене, что я через неделю за ней смогу приехать. Приехав на место, познакомившись с начальством и осмотрев место работы и жилищные условия я увидел, что некоторые приехали с женами и поселились в близлежащем поселке, получив отдельные комнаты. Я обратился к командиру и парторгу с просьбой разрешить приехать жене, она чертежница, может нам в строительстве помочь, а кроме того привезем небольшую библиотеку, книгами которой красноармейцы смогут пользоваться в часы отдыха. Мы с женой приехали, устроились в комнатке и началась интересная жизнь. Среди живущих оказался еще один знакомый московский архитектор. Мы дружно принялись за работу.
Работа была несложная, это чертежи и наблюдение за строительством. С питанием было трудновато, но выручали иногда некоторые продукты.
Так, например, мы получали иногда селедки. Мы брали селедки, вешали их на веревочке на палку и, положив на плечо, шли компанией в деревню, покачивая селедками. Местные крестьяне селедок не имели и с восторгом подходили и просили продать, но мы обменивали селедки на яйца, мясо, картошку и другие овощи. Селедка нас очень выручала. Иногда некоторые из нас пробирались на картофельные поля и там откапывали картошку, когда на полях не было крестьян.
Но были случаи, нас замечали и криком и ругательством нас выгоняли.
В 1920 году было решение освободить студентов от военной службы, и я вернулся в Москву на работу в Управление по ремонту Москворецкой шлюзовой системы и по приказу от 20 мая 1920 года был зачислен начальником технического отдела 6-го плёса. На Москве-реке было шесть шлюзов, они очень пострадали во время Первой великой войны и нужно было очистить каналы, отремонтировать стены каналов и деревянные шлюзовые ворота.
Пришлось выехать в сосновые леса в Оптину пустынь под Тулу, где можно было выбрать толстые, нужного диаметра, хорошие сосны, договориться с лесниками о вырубке отобранных сосен, вывезти их на вокзал, погрузить в вагоны и отправить в Москву. Работа была небольшая, но сложная. Всё было сделано по ремонту всех шлюзов в намеченные сроки и движение по каналу было открыто.
В это время в Москве начались работы по ремонту жилых и общественных зданий, и я решил обратиться в Госстрой и перейти на работу по строительству и был принят Госстроем производителем работ по ремонту гостиниц «Мининское подворье», «Новомосковской» на Пятницкой улице и «Европейской» в районе улицы Горького.
Приказ № 16 от 14 марта 1924 года. По окончании этих работ я перешел уже на проектную и строительную работу по жилищному строительству в жилищно-строительный кооператив «Жиркость — Краснопресненское объединение» заведующим строительством и автором проектов четырехквартирных жилых домов типа коттеджей, а также 3, 4, 5 и 6-этажных домов из кирпича. По проекту профессора Н. В. Марковникова были 4-квартирные двухэтажные типа коттеджа жилые термолитовые дома, а я перешел на кирпичные дома. В кооперативе я проектировал и руководил строительством с 1924 по 1928 годы.
В 1928 году меня пригласила на работу строительная контора «Строитель», куда я и перешел и был зачислен (приказ № 32 от 10 января 1928 г.) архитектором в проектный отдел. Проектные организации быстро изменяли свою структуру. Было решено изъять проектные отделы контор «Строитель», «Мосстрой» и Сокстроя и объединить их в новую проектную организацию — Моспроект, для которого мною было спроектировано здание и построено на Ленинградском проспекте. После объединения проектных отделов приказом № 108 от 1930 года я был переведен на ту же должность в Проектный отдел Моспроекта. В 1931 году проектный отдел был разделен на два отдела-сектора. Первый сектор жилищного строительства, возглавляемый архитектором Борисом Николаевичем Блохиным, и второй сектор промышленных и общественных зданий, руководителем был инженер Цветаев, а я приказом № 7 от 5 января 1931 года был назначен заместителем руководителя второго сектора.
Сначала это был проектный отдел, через год его разделили на бригады по 5–7 человек, а через год на общем собрании было высказано мнение — лучше бригады укрупнить до 12-ти человек и дать возможность освобожденным бригадирам больше уделять времени на проектирование лично. А через год снова реорганизация — приказ 1-го января 1932 года. Были организованы 11 мастерских Моспроекта. Руководителями этих мастерских были приглашены видные архитекторы.
Первой мастерской — архитекторы А. А. Кеслер и И. З. Вайнштейн. Второй — А. В. Власов, третьей — И. А. Голосов, четвертой — М. И. Синявский и Афанасьев, пятой — М. О. Барщ и Г. И. Зундблат, шестой — М. И. Мотылев, седьмой — Н. Д. Белов, восьмой — А. В. Юганов, девятой — Г. П. Гольц, С. Н. Кожин, М. П. Парусников и И. Н. Соболев, десятой — И. И. Леонидов и одиннадцатой — А. К. Буров.
Не успевали создать мастерские крепкие способные группы, как снова реорганизация. В 1934 году из этих архитектурных мастерских были организованы архитектурные мастерские Моссовета, возглавляемые известными архитекторами А. В. Щусевым, В. А. Щуко, И. А. Фоминым, И. А. Голосовым, П. А. Голосовым, братьями Весниными, Б. М. Иофаном. Восьмая мастерская Моспроекта была передана в 9-ю мастерскую Моссовета, руководителем которой был П. А. Голосов, потому что эта мастерская выполнила технический проект и рабочие чертежи зданий комбината «Правда» по эскизу архитектора П. А. Голосова, и в том же году 4-го апреля 1934 г. девятая мастерская Моссовета была снова передана Народному Комиссариату тяжелой промышленности и стала 2-ой мастерской НКТП. Я оставался руководителем бригады и в 9-й, и во 2-й мастерских.
Работая руководителем бригад в мастерской № 2 НКТП, руководимой П. А. Голосовым, с 1934 по 1941 гг., мною было спроектировано и частично построено много промышленных, общественных и жилых зданий в Москве и других городах Союза; все они внесены в список проектов и построек и конкурсов.
В 1940 году 6-го июля в третий раз 2-я мастерская была передана в Союзстромпроект. Руководителем продолжал быть П. А. Голосов, а я был назначен главным архитектором.
В 1941 г. — начало Великой Отечественной войны. Работы в мастерской прекратились. Сотрудники мастерской покинули Москву и переехали в Ташкент.
Я остался в Москве с семьей; Анна Ивановна — мать, жена Анна Ивановна и две дочери Софья и Ксения — их трудно было вывезти из Москвы. В это время проектных работ в Москве не было; Союз архитекторов старался оставшихся в Москве архитекторов обеспечить работой. Я сделал несколько проектов маскировки самолетов, а также помогал в колхозе Подмосковья на озере Селигер в строительстве различных зданий, вел занятия со школьниками.
В 1941 году мне предложили в Союзе архитекторов занять должность заведующего Архитектурным кабинетом. Нужно было его организовать, написать положение, составить план и объем работы кабинета, штат и годовую смету расходов. Архитектурный кабинет учрежден был для научной вспомогательной работы Союза архитекторов и обслуживания членов Союза в их творческой, лекторской и научной деятельности.
Архитектурный кабинет собирает, систематизирует и хранит чертежи, фото, слайды, книги, рисунки и другие ценные материалы по советской, русской и зарубежной архитектуре, по памятникам русской архитектуры и по творчеству отдельных мастеров архитектуры. Участвует в организации и оформлении выставок, устраиваемых Союзом и МОСА при проведении съездов, пленумов, конференций, а также выставок за рубежом и в городах СССР, организует персональные выставки архитекторов по архитектуре, живописи и графике. В общей сложности до ста выставок ежегодно.
Кабинет организовал секцию ИЗО живописи и графики, организуя ежегодно весенние и осенние выставки с широким обсуждением при участии видных художников и искусствоведов. Обсуждения стенографировались. Организовывались выезды на автобусе на природу в Подмосковье, на этюды в выходные дни; эти выезды давали интересные работы архитекторов. Очень аккуратно и с любовью вели работу секции архитекторы Николай Севастьянович Вальднер и Иван Кузьмич Рыбченко; но почему-то Московское отделение Союза архитекторов ликвидировало эту секцию, заменив ее секцией монументального декоративно-прикладного искусства.
Выйдя в 1975 году на пенсию, я продолжаю работать в секции ветеранов труда, в секции охраны памятников архитектуры и принял участие в организации выставок живописи архитекторов и фотовыставки архитектуры сельских населенных мест в совхозах и колхозах Подмосковья в Дюдьково, Петрово-Дальнее и Ильинское-Усово. Кроме того, мною написано шесть статей по строительству в Москве, сделаны обмеры улиц и фото, а также по реставрации Царицыно. Эта работа помогла снова заделать квадратные окна и восстановить окна, которые были — с килевидным завершением в Хлебном корпусе.
Работая в Архитектурном кабинете мне удалось собрать воспоминания архитекторов о видных советских архитекторах. Так я получил воспоминания архитекторов, которые с ними работали — о Щуко В. А., Фомине И. А., Щусеве А. В., Рудневе Л. В., Жолтовском И. В., братьях А., В., Л. Весниных, Голосове П. А., Клейне Р. И. и об архитекторах 1897–1917 гг. Это очень интересный и ценный материал о деятельности и характерах этих выдающихся архитекторов.
Эти и другие собранные мною материалы переданы Центральному Государственному архиву литературы и искусства, Музею имени А. В. Щусева и Архитектурному кабинету Центрального Дома архитектора.
Приложения: Проекты и постройки, Статьи, Должности и места работы.
А. В. Юганов
1 мая 1982 г.
| Алексей Васильевич Юганов 1891–1983 | tigryu@gmail.com, vmzakhar@gmail.com |